А мы хорошо тогда жили, дружно и весело. Слова грубого не услышишь ни от кого. И игры простые были: прятки, лапта, а то «Каравай» заведем. А ведь еще и работать успевали - взрослым сильно тогда помогали». Мария Семеновна Герасимова с улыбкой вспоминает о своем довоенном детстве. Признаюсь, идя на встречу с человеком, отметившим свое 90-летие, представляла нашу беседу несколько иной, однако уже через пару минут возникло ощущение давнего знакомства, а еще через несколько – близкого родства. За ее плечами столько всего, а она с легкостью находит слова, которые и подбодрят, и поддержат, и душу согреют. Мал золотник, говорят, да дорог. Ей, Марии Семеновне, не единожды приговаривали такие слова за ее жизнь – долгую жизнь, разную. Ценили за многое: трудолюбие и усердие, смирение и приветливость, неравнодушие и заботу. А росточком она и впрямь невелика оказалась.
Детство босоногое мое…
Была такая деревенька где-то в Жлобинском районе далекой Белоруссии, Октябрь называлась. Плодородный край с пышными фруктовыми садами, развитым земледелием и скотоводством. Во всяком случае, именно таким он был тогда, в 30-е годы XX века: Октябрьский колхоз считался одним из самых богатых в округе, люди там жили трудолюбивые и дружные. И детвору с малых лет к труду приучали: и овощи посадить могли девчата, и гряды прополоть, и табак пропасынковать. «Вот тебе, Маня, полоса. Прополешь – трудодень будет», - говорил, бывало, добродушный агроном дядя Семен. И Маша в свои девять-десять лет старалась, трудилась, как, впрочем, и другие девчонки и мальчишки. А потом всей гурьбой детвора бежала купаться или придумывала себе другие нехитрые забавы, помня, однако же, о том, что и дома их ждет работа: на огородах в 50 соток помощь нужна была всегда. А еще ведь и скотные дворы были у каждого большие. В общем, некогда сложа руки-то сидеть было. «А все-таки хорошо мы тогда жили. И детство было настоящим», - с задорным прищуром рассказывает Мария Семеновна. Настоящим, конечно, да только вот закончилось как-то быстро… Что поделать, короткое детство – печальный удел всех ребятишек того времени.
Переезд в Сортавалу
«Наши с финнами воюют»… Эта новость слышалась отовсюду. Вскоре, в 39-м, к ним в колхоз приехали городские уполномоченные: «Город Сортавала и Сортавальский район освобождены от финнов…» Тем, кто согласился переехать в далекий бывший финский городок, предназначались немалые подъемные, а провожали переселенцев от вокзала с духовым оркестром. Многие деревенские семьи тогда, оставив дома, погрузив в вагоны весь скарб и скот, отправились навстречу новой жизни, где, по словам уполномоченных, было уже все для них приготовлено. «И мы тоже подхватились вместе со всеми. Нас у мамы с папой уже семеро было. Все и поехали», - вспоминает Мария Семеновна.
К приезду русского населения и впрямь все было готово: дома еще не остыли от прежних хозяев, а огороды уже были засажены картофелем – советские военные подготовились к приезду переселенцев из разных городов и сел страны.
Новый, выкрашенный ярко-желтой краской дом на горе пришелся всей семье по душе, полюбился и густой северный лес, отделяющий один финский хуторок от другого. Через лесную завесу лишь чуть-чуть проглядывали соседние, такие же яркие, цветные домики. Пришлась по вкусу и незнакомая раньше ягода черника. Только вот, собирая ее в лесу, Мария часто встречала военных, на вопросы которых приходилось отвечать. Документы нужны были повсюду. Но и к этому быстро привыкли. Год-другой пролетел незаметно.
Лицом к лицу с войной
Мария и учиться успевала, и по хозяйству управляться, и работать уже начала: тетка знакомая сторожем на кладбище пристроила. Девушке всего пятнадцать, а уж все в ее руках вертелось, все ладилось, все получалось, и планы на жизнь были большие – агрономом стать мечтала, земля манила сильно. Но все изменилось почти в одночасье: повсюду вдруг стали слышны выстрелы, стоны раненых, на кладбище потянулись грузовики, затянутые брезентом. В первый из них и захотела было заглянуть Маша – девичье любопытство еще трудно было унять. Солдат, сопровождающий груз, тихо сказал: «Не надо тебе этого, девочка, видеть». Не послушала, заглянула и тут же в ужасе отпрянула… Эта была только самая первая ее встреча с войной, лицом к лицу. Их потом еще было много. Очень много.
Грузовиков все прибывало. Находиться в Сортавале стало невыносимо страшно: выселенные финны всеми способами с приходом войны старались вернуть свой город. Уже в августе 41-го им это удалось.
Решено было переехать назад, в Белоруссию. Первой отправили маму с младшими детьми и с багажом. «Думали, подальше от войны. Кто ж его знал, немца-то, что он так пойдет?» - продолжила свой рассказ Мария Семеновна. Эшелон попал под бомбежку на подъезде к Жлобину: станция была узловая, совсем недалеко Бобруйск и Гомель. Так мама вместе с малыми детьми оказалась в самом пекле, в долгой оккупации, без вещей, без средств к существованию, без старших дочерей и мужа. Родная деревня была практически стерта с лица земли, сады и поля вокруг превратились в одно сплошное пепелище. Жители, как могли, строили землянки. И выживали, как могли… Но об этом Марии удалось узнать только в самом конце войны. На долгие страшные дни и месяцы связь с родными оборвалась. Уже позже девушка узнала о том, как мама слегла с тифом, как, обознавшись в больнице, испуганным малышам сказали, что ее больше нет, как, готовясь к отступлению, немцы, угрожая автоматами и овчарками, вывезли на болото все оставшееся деревенское население вместе с детьми, огородив колючей проволокой, заминировали все вокруг, как спасли их советские разведчики, как не смог выжить маленький братик Витя…
И вновь переселение
Но тогда, не зная ни о чем, они просто вместе с отцом собирались вслед за мамой. В путь отправились на повозке, привязав к телеге корову-кормилицу. Таких обозов собралось несколько. Первый город на пути - Ленинград. Помнит Мария Семеновна до сих пор, как участливо, хлебом и добрым словом встречали их жители города, вокруг которого уже смыкалось блокадное кольцо, как их пропускали автомобили и трамваи, останавливаясь на перекрестках, как плакали ленинградцы, провожая их в дальний путь.
Окраина города, редкие леса, теряющаяся средь топких болот дорога… И кто знает, как закончился бы этот переезд, не встреться им тогда на этой дороге путник. Он-то и сказал, что впереди уже повсюду немцы и что ехать туда нельзя. А на вопрос «куда ж нам теперь?» махнул рукой в другую сторону, мол, по этой дороге езжайте. Послушались. Через несколько дней, часть из которых пришлось провести в лесу, прячась от вражеских самолетов, удалось встретиться с советскими военными, которые организовали для беженцев понтонную переправу через реку Волхов. Эту переправу Мария Семеновна вряд ли когда забудет: самолеты с подвешенными наготове бомбами, казалось, только и ждали начала их движения… Взрывы, водяные столбы, грохот, бесконечный ужас и папа, прижавший перепуганных девчонок к себе, - забудешь разве такое?
А дальше-то куда? Остановились в одном из колхозов Калининской области. Приняли их, как родных. Дело к осени шло, Марии скоро шестнадцать. Трудиться она умела, а уж если чего и не знала, так ей по-матерински терпеливо подсказывали женщины из колхоза: «Здесь, доченька, вот так надо, а здесь вот так». Многому она тогда научилась. Но и тут не суждено было задержаться надолго: через некоторое время и девушек мобилизовали, направили на Смоленщину: бои там шли самые ожесточенные. Для укрепления позиций и на случай отступления нужны были окопы, километры окоп. Такой тяжелый труд выдерживали не все, кто-то из девушек пытался бежать. Возвращали.
И вот в один из дней солдат молоденький к окопам подбежал: «На пекарню помощница требуется. Правда, там женщины уж очень строгие работают». Глянули на Машу те женщины, кого, мол, привел-то нам, откуда силы-то в ней, маленькая же совсем. «Мал золотник…» - сказал тогда служивый, а Мария так и осталась на пекарне. «Много тяжелой работы на мне было, так ведь и женщинам-то этим доставалось как: спозаранку уж встанут тесто творить, и все ведь вручную. А я не роптала, так они и полюбили меня, привыкли и отпускать потом не хотели», - вспоминает Мария Семеновна.
А через некоторое время предстоял девушке путь назад, в Калининскую область, где ждала ее встреча с сестрой Надей. Оттого ли, что дорога разбита совсем была, оттого ли, что заболела Мария сильно, но путь этот трудным показался. Но молодость есть молодость, и, приехав в колхоз в разгар сенокосной поры, попросилась она в поле, да мало того, еще и выпросила научить ее косить. Научили. Так и осталась в колхозе жить: и хлеб жать, и картофель сажать, и лес валить. Удалось и корову-кормилицу продержать. А в самом конце войны пришло письмо от мамы. Нашлась! Помнит Мария Семеновна и письмо это, и как плакали вместе с женщинами на поле, читая его, и как приехала потом мама за ней, чтоб домой забрать…
Поворот к мирной жизни
Война еще гремела, но уже ближе к Германии. Освобожденные земли мало-помалу готовились к жизни. Родные места Мария признала не сразу: кудрявые дубравы уничтожил враг, надеясь, что это помешает партизанам отправлять под откос эшелоны с боеприпасами; вместо родного дома – абы какая землянка. От дедова «мичуринского» сада не осталось и следа. Нет ничего. Что ж, нужно как-то жить начинать. «Шестеро в ряд в одной упряжи вставали мы, чтобы плуг утянуть. Так, по очереди друг другу и обрабатывали землю. А дед Семен, агроном наш, все сетовал, переживал очень, не думал, мол, что под старость лет доведется на женщинах землю пахать…»
Следующий год провела Мария в больницах. Никто не верил, что она сможет выжить: дважды ее одолевал тиф, затем малярия. Но все ж оправилась. А уже через некоторое время вместе с другими девушками из деревни, набрав полные корзины яблок, они уже ехали на поезде в Сортавалу: им сообщили, что там все уцелело и можно возвращаться. Мама и отправила посмотреть.
Но до города доехать так и не удалось: на одной из пригородных станций, пока перецепляли вагон, пригласили девушек работать в госпиталь. Именно здесь Мария повстречала человека, который, став ее мужем, привез белорусскую девушку в далекий сибирский городок Енисейск.
С Петром Никандровичем они прожили вместе долгие годы. Он, фронтовик, будучи председателем колхоза в Погодаево, десять лет поднимал там хозяйство. Она всегда была рядом и на полях, и на огородах: отчасти сбывалась мечта детства - стать агрономом. Потом и в Енисейске рядом трудились в комбинате бытового обслуживания. В гостеприимном доме всегда было людно, на огороде – урожайно, да и на скотном дворе - полный порядок. Когда успевали все? «Так встанешь пораньше, да ляжешь попозже», - смеется Мария Семеновна.
Рядом с ней давно уже нет ни любимого мужа, ни единственного сына. Боль потери не отпускает до сих пор. И все же, вот ведь удивительно, ни намека на жалобу, ни тени ропота. Столько жизнелюбия, крепости, внутренней силы, света и добра, что можно только поучиться. Видно, верно в народе про золотник тот говорят…
Оксана ВЛАСОВА.
Фото автора.